Даниил Гранин Милосердие дат смысл жизни. Это рождается в результате воспитания, пережитого опыта, религиозности. Где это вс в нас Куда делось Я вот пришл к выводу, что человеческая жизнь не имеет никакого смысла. Смерть вс обессмысливает. На эту тему люди рассуждают тысячелетия. Но милосердие в какой то мере осмысливает жизнь. WEB&tkn=*ZfPDLPKvsjqnIWsCf43APT9N9sA' alt='Даниил Гранин О Милосердии' title='Даниил Гранин О Милосердии' />Позволяет почувствовать, что ты нужен, можешь кому то облегчить существование, страдания. Это интимное чувство, которым не похвастаешь и которое нигде не фиксируется. Это трудное чувство, потому что в последнее время наше общество стало обществом барыша. А тут нет ты мне, я тебе. Вот проверяем милиционеров на их гуманность. А вы проверьте, что такое чиновник Он хуже милиционера. Он безжалостен Пока не дашь денег, ничего не сделаю. Мне говорят ну есть же честные, порядочные. Я имею дело только с безжалост. А если человек не получает и десяти тысяч рублей в месяц, а таких 1. Нищета не хочет слушать ни о чм. Daniil-Granin-01.jpg' alt='Даниил Гранин О Милосердии' title='Даниил Гранин О Милосердии' />Гранин О милосердии В прошлом году со мной приключилась беда. Шел по улице, поскользнулся и упал. Упал неудачно, хуже и некуда сломал себе нос, рука выскочила в плече, повисла плетью. Было это примерно в семь часов вечера. В центре города, на Кировском проспекте,. Даниил Гранин Милосердие. В прошлом году со мной приключилась беда. Шел я по улице, поскользнулся и упал Упал неудачно, хуже некуда лицом о поребрик, сломал себе нос, все лицо разбил, рука выскочила в плече. Было это примерно в семь часов вечера. В центре города, на Кировском проспекте,. Нищета не может прощать и быть милосердной. Раньше мы мечтали о справедливом обществе. Эти мечты кончились. Но совесть в народе осталась. Совесть божественное явление, она невыгодна, но существует, теребит душу, создат табу и критерии. Видимо, этих людей так мало, что сегодня не они определяют наши общественные настроения. А без совести какое прощение Проблема прощения нелгкая. Daniil-Granin-02.jpg' alt='Даниил Гранин О Милосердии' title='Даниил Гранин О Милосердии' />Но есть известная библейская притча о том, как народ хотел забить камнями грешницу, но Иисус сказал Кто из вас без греха, пусть бросит в не камень. И никто не бросил. Они простили грешницу, потому что у каждого есть грехи. Даниил Гранин О Милосердии' title='Даниил Гранин О Милосердии' />Даниил Гранин О милосердии. Вс о книге оценки, отзывы, издания, переводы, где купить, скачать и читать. Учные даже в науке выдвинули принцип сочувствия это когда в спорах ты слушаешь своего противника и хочешь его понять. Для этого мысленно становишься на его место. Это важный принцип для того, чтобы добыть истину. Мы же спорим для того, чтобы победить, одолеть, доказать свою правоту. Истина нас меньше всего интересует. Амнистия главная тема в российских колониях, где находится 1. В советское время амнистия была регулярной, обычно е проводили к юбилеям главных дат Октябрьской революции и Победы. За последние 2. 0 лет поводы для амнистии резко сократились. Одна из последних случилась в 2. Сейчас ходят слухи, что масштабное помилование осужднных может произойти в связи с вступлением в должность нового президента. Проект постановления уже готов, но пока не подписан. Даниил Гранин. 1. Участник Великой Отечественной войны. Герой Социалистического Труда 1. Почтный гражданин Санкт Петербурга 2. Государственной премии СССР и Государственной премии России, кавалер Ордена Святого апостола Андрея Первозванного 2. Президент Общества друзей Российской национальной библиотеки председатель правления Международного благотворительного фонда им. Член Всемирного клуба петербуржцев. Ниже приведен фрагмент из статьи Д. Культурная Революция Торрент. А. Статья представляет собой переработанный очерк О милосердии, опубликованный в 1. Даниил Гранин. Фото Валерий Генде Роте. Было часов семь вечера, я шел по проспекту, усталый после своего рабочего дня. Это был длинный день напряженной писательской работы и других обязанностей, которых у меня в ту пору было достаточно много. Шел я из дома, направляясь к жене, которая лежала в больнице. Задумался о чем то. Мимо проходило свободное такси, я очнулся, рванул, подняв руку, чтобы его остановить, за что то зацепился ногой и полетел наземь. Со всего размаха ударился лицом об угол поребрика. Ощутил страшную боль в плече, еле поднялся, из носа хлестала кровь, нос был разбит, челюсть тоже, рука повисла. Я не мог ею пошевелить, понял, что у меня вывихнуто плечо. Левой рукой старался унять кровь, подошел к стене дома, прислонился, чтобы как то прийти в себя. Мысли от боли путались, носовой платок был весь в крови, я пытался ее унять и не мог. Зажимая нос, повернул назад, решил добраться до дому. Вид у меня, наверно, был ужасный, навстречу мне двигался вечерний поток людей, одни шли с работы, другие прогуливались. При виде меня усмехались, пожимали плечами. На лицах встречных появлялось любопытство или отвращение. Наверняка думали, что я пьяный или с кем то подрался. Шла женщина с девочкой. Девочка что то сказала матери, но мать ей что то объяснила, заслонила. Шла парочка, они весело удивились, заговорили, обсуждая мой вид. Лица всех встречных, как оказалось, надолго запечатлелись в памяти, я их всех могу воспроизвести даже сейчас. Обыкновенные прохожие, наверняка симпатичные, милые в обыденной жизни, я запомнил их потому, что в эту страшную для меня минуту на каждом из них было выражение полного отчуждения, нежелания подойти, брезгливость, холодность, в лучшем случае любопытство, но не более того. Ни у кого не появилось сочувствия. Ни у кого беспокойства, никто не сделал шага навстречу, никто не спросил. Я понимал, что, если упаду, никто не подымет, не поможет. Я был в пустыне, в центре города, переполненном людьми, среди своих питерцев, земляков, с которыми прожил всю жизнь. Город, где меня хорошо знали. И так, шатаясь, держась за стены домов, иногда останавливаясь, чтобы перевести дух, потому как чувствовал, что сознание мутится, я прошел до своего дома, с трудом поднялся, открыл дверь, но дома никого не было. Я позвонил к соседям и лег на пол, уже плохо понимая, что творится. Приехала скорая помощь, соседи помогли вынести меня, положили в машину скорой помощи. Обыкновенная городская больница, бедная, в запущенном состоянии, переполненная. Обычно в таких больницах работают милые, хорошие врачи. Они мне вправили вывих, наложили гипсовую повязку, сделали уколы, перевязали, поправили нос и положили в палату. На следующий день я немного пришел в себя и стал думать что же произошло В конце концов, ничего особенного, обыкновенный бытовой случай человек упал, разбился, добрался до дома, вызвали медицинскую помощь, отправили его в больницу. Но я никак не мог прийти в себя. Психологическая травма была сильнее травмы физической. Я не мог осмыслить, почему так болит душа. Если бы хотя бы один из тех, что шли мне навстречу а их было несколько десятков прохожих, остановился, помог все стало бы нормальным, но ни один. Если бы я подошел к любому из них и сказал, что я писатель Гранин, помогите мне, они, несомненно, взяли бы меня под руку, отвели до дома, оказали бы помощь. Но я был обыкновенным прохожим, с которым что то случилось, пусть он идет весь в крови, шатаясь, еле держась на ногах, он для всех безразличен. А если это пьяный Зачем вмешиваться. Я раздумывал что же произошло с нашими людьмиЯ же знаю их, раньше в этом городе они не были такими. Я помню войну, время, когда взаимопомощь между людьми была почти нерушимым законом, как мы помогали на фронте, когда другому было плохо, тащили раненых то время, когда нужно было делиться хлебом и патронами, заменять друг друга в окопах. Я вспомнил блокаду Ленинграда, о которой я собирал материалы для Блокадной книги, как блокадники рассказывали удивительные случаи взаимопомощи. В 1. 94. 2 году зимой шла по улице женщина, упала, а это значит, что она уже не сможет подняться, замерзнет. Прохожий, такой же доходяга, такой же дистрофик, как и она, подымает ее и, подставив плечо, ведет ее к ее дому, поднимается с ней по лестнице, растапливает печурку, поит кипятком, спасает ей жизнь. Я записал много таких рассказов спасенных людей. Обессиленный от голода человек где нибудь садится, и неизвестный делится с ним куском хлеба. Рассказы о соседях, которые помогали друг другу, притаскивали дрова, приносили воду. Большинство ленинградцев в тех неслыханных условиях, умирая от голода, не позволяло себе расчеловечиться. Этих рассказов великое множество, они составили большую книгу. Таков был закон блокадной жизни ты должен помочь другому человеку, потому что завтра это может случиться и с тобой. Это не было результатом пропаганды или агитации, об этом никто не говорил, это было естественное чувство людей, терпящих бедствия. Я с моим соавтором Алесем Адамовичем задавали блокадникам один и тот же вопрос почему вы выжили Как вы могли на том смертельном пайке 1. Если уж совсем грубо почему вы не умерли У каждого был свой ответ, свой рассказ, их набралось свыше двух сотен, самых разных, всегда удивительных, несхожих ответов. Некоторые впервые как бы задумывались действительно, почему Эти уже пожилые мужчины и женщины пытливо, с недоумением вглядывались в свое прошлое, в ту лютую зиму 1. Разные истории имели нечто общее, оно вырисовывалось все яснее и вдруг появилось перед нами важным открытием чаще всего спасались те, кто спасал других. То есть те, кто часами стоял в очередях за кусочком хлеба для своих близких, для детей. Те, кто шел разбирать деревянные постройки на дрова. Те, кто ходил, вернее полз, за водой на реку, к проруби, а то за снегом, который растапливал на плите. Казалось бы, они должны были беречь силы, не расходовать калории, лежать, экономить каждый шаг. Между тем, нарушая все законы физиологии и энергетики, выигрывали те, кто не щадил себя. Жена, которая отдавала часть своего пайка мужу, мать, которая, не имея чем кормить младенца, надрезала себе вену и давала ребенку пососать свою кровь. Конечно, умирали и спасатели. Но, во всяком случае, они оставались людьми, а чувство любви, сострадания продлевало им жизнь. Медики, к которым мы обращались, не могли нам разъяснить этого феномена. Выживали те, кто спасал других, удивительное это нравственное правило подтверждалось все новыми свидетельствами. Люди не знали об этом, они действовали, подчиняясь призывам любви и сострадания. Экстремальные условия блокады, когда ослаб, отдалился тоталитарный гнет, помогли освободить естественное чувство милосердия.